она любила движение,
хоть подчас казалась воплощением покоя, безмятежного и в то же время
загадочного. Это происходило оттого, что у нее было мало слов и еще меньше
веры в их силу, и в обществе она была молчалива, внося в светскую болтовню
лишь свою необходимую долю, тщательно, чтобы не сказать скупо, отмеренную.
Но когда малознакомые собеседники начинали испытывать неловкость, встречая
столь скудный отклик, она вдруг подхватывала тему разговора и неслась во
всю прыть, сама себе удивляясь, а потом так же внезапно останавливалась,
почти оробело, словно охотничий пес, исполнивший все, что от него
требовалось, и даже чуть больше.